Автор: Linuana
Фэндом: Metal Gear Solid.
Пэйринг или персонажи: Биг Босс/Казухира Миллер, Револьвер Оцелот/Казухира Миллер, Биг Босс/Револьвер Оцелот (односторонне).
Рейтинг: R.
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Психология, Hurt/comfort.
Размер: мини.
Описание: Невольно Оцелот ловил себя на том, что завидует. Но не Казухире, а Боссу.
Примечания: Идея давняя, которая решила напомнить о себе и дать возможность наконец выйти первой части в свет.
Часть 2.
Часть 3.
---- Никак я не могу понять, почему ты так толерантно к ним относишься. Везде лезут, места свободного уже не найдёшь.
- Зато, в отличие от людей, они мне ничего плохого не сделали.
Выдержав взгляд напарника, Миллер посмотрел на одну из подошедших к нему овец и недовольно зашипел, когда ты начала жевать пустой рукав плаща. От лицезрения такой сцены Оцелот не выдержал и негромко фыркнул, покачав головой.
Он искренне не мог понять, что такого особенного Босс нашёл в Казухире. Он слышал, что раньше он был слишком беззаботен, чего только стоили истории о его "невероятном" голосе и пьяных похождениях. Оцелот даже жалел, что он не знал "настоящего Казухиру Миллера" в то время, чтобы сравнить с ним настоящим, от которого в лучшем случае можно было услышать посыл с самыми хорошими пожеланиями. И подстраиваться под этот характер было безумно сложно. Даже удивительно, что это нисколько не бесило вечно нетерпеливого Снейка.
Свою роль играла и возросшая ревность. Снейк и раньше не уделял особого внимания старому знакомому, а заслышав про Казухиру, так и вовсе словно забыл о его существовании. Иногда Оцелот ловил себя на мысли, что лучше было не говорить ему о местонахождении пленника.
Только когда Снейк был с Казухирой, Оцелот замечал у него хоть какое-то подобие улыбки, и это было всё же лучше, чем вечная угрюмость. Он подозревал, что блондин специально так близко подобрался к Боссу; может, ради каких-то собственных целей или ради целей стороннего человека, на которого работал. Или же у него самого, Оцелота, просто затуманился взор от зависти, когда он краем глаза замечал, как Миллер вытворяет то, за что многих бы давно выбросили в океан без зазрения совести. Хотя бы постоянные подсечки тростью с неизгладимой, наглой усмешкой, за что в ответ он получал не менее наглую усмешку с хитрющим взором.
Но всё же гладкости в их отношениях отнюдь не наблюдалось. И дело не в девяти годах разлуки, но в горьком опыте, который каждый из них пережил по-своему. Поначалу приступы "агрессии" со стороны Босса были разовыми, и Миллеру даже как-то удавалось их сдерживать, за что Оцелот был вынужден мысленно его благодарить. Но проходило время, и Босс всё больше погружался в себя, видел опасность там, где её и не было, а за малейшую провинность солдаты могли понести суровейшее наказание.
По иронии судьбы больше всего доставалось Миллеру, который всё равно продолжал попытки смягчить острые углы, и платой за это была возможность для вымещении всей злости и агрессии.
Поначалу Оцелот подумал, что ему показалось, но Миллер продолжал с трудом шагать и всегда переминался с ноги на ногу словно выискивал положение, в котором будет не так больно стоять. Теория подтвердилась, когда однажды при перепалке Миллера с Боссом, последний хлопнул блондина по пояснице, когда выходил из комнаты, от чего тот явно чуть не скрутился от боли, хотя и пытался всячески это скрыть.
А ещё по мнению Адамски Миллер был двуличным и всячески пользовался своим положением и харизмой. То, что делал сам Оцелот для завоевания расположения, для Каза было совершенно нормальным поведением, ради совершения которого ему не приходилось даже напрягаться.
Один день он понуро плёлся к вызвавшему его Боссу, а в другой - бежал впереди всех, чтобы встретить его с задания. Словно верная собака, не собирающаяся ни с кем делиться своим хозяином.
И даже такой актёр как Оцелот не смог увидеть в этом притворство и ложь. Хотя и очень хотелось.
Миллер никогда не жаловался. Ни разу он не показывал, насколько ему больно, или как его задевает поведение Босса, который с течением времени становился всё раздражительнее и всё дольше держал у себя Миллера по вечерам, и чёрт знает зачем. И чёрт побери, это даже притягивало и вызывало уважение.
Постепенно даже сам Оцелот начал проникаться симпатией к Казу, который в силу своих возможностей делал всё, чтобы помочь базе и самому Снейку. Иногда Адамске хотелось спросить, а не являются ли их близкие отношения с Боссом условием для поддержания хорошего состояния базы. Но каждый раз вспоминая, как однажды Миллер прижимался к одноглазому мужчине после одного из его возвращений с задания, откинув костыль, и как он шептал что-то тому на ухо, желание поиздеваться сразу улетучивалось. Невольно Оцелот ловил себя на том, что завидует. Но не Казухире, а Боссу.
И почему-то разговаривать с метисом не было так уж ужасно и мерзко, как он это представлял. На удивление компания Миллера была милее чем компания обожаемого им Босса.
- Похоже, что нам снова попался из рядовых неучей, - Оцелот устало потёр переносицу, наблюдая за тем, как из пыточной вытаскивали бездыханное тело. - Как думаешь, Миллер?..
На последнем предложении он осёкся, когда обернулся и заметил, что блондин устроился на столе и мерно посапывал, ни на что не обращая внимания. По-хорошему его стоило бы разбудить и вместе приняться за дальнейшую работу, но в Оцелоте промелькнуло какое-то странное чувство, похожее на жалость, и он, громко вздохнув, уселся рядом с Казом, терпеливо дожидаясь, пока тот проснётся.
Но Оцелота всё больше захлёстывало любопытство, правильной ли оказалась его теория о довольно "необычных" отношениях Босса и Миллера. Снейк - профессионал и вряд ли бы оставил отметины там, где бы их каждый смог увидеть, будь то обычная пытка или пытка с определённым "подтекстом".
От Миллера определённо несло очень знакомыми сигарами.
На задней стороне шеи, чуть пониже, на месте, которое тщательно закрывала рубашка, виднелся чёткий след от зубов.
Когда запах сигар перекрыло плотное облако дыма от сигарет Оцелота, Миллер даже не поморщился. Видимо, уже давно привык, что в его присутствии нещадно садят свои лёгкие.
Так Оцелот и нашёл себе новое развлечение "взбеси Босса и не попадись с поличным". Самое забавное в этом было то, что попасться бы ему и не удалось, ведь и ловить не за что.
Оцелот с ехидством наблюдал за взбесившимся американцем, когда тот почувствовал перемену в запахе, которым пропитался даже любимый плащ блондина. Несколько дней не отпускал от себя Миллера, не было и момента, когда он оставлял блондина одного. Адамска уже даже без зависти представлял, с каким бешенством Босс вцепляется пальцами в шею Казухиры, шипя ему многочисленные угрозы. Как оставляет ещё одну метку, одновременно с силой вдалбливаясь в тело. И глухо рыча в который раз, что он никому кроме него, Босса, не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Оцелот бы многое отдал, чтобы хоть раз полюбоваться этим зрелищем.
Но сам он не совершал с Казом ничего постыдного и преступного, хотя иногда появлялась такая мысль. Но то ли у того было невообразимое обаяние, перед которым не смог устоять даже Оцелот, то ли ему просто каждый раз становилось жалко метиса, который и так передвигался с большим трудом после ночей, проведённых с Боссом по "важным делам".
Возможно, что это было своеобразной местью самого Оцелота за то, что ему не достался ни Босс и ни Миллер. Месть, постепенно перерастающая в какое-то нежное и обволакивающее чувство, которое проявляло признаки жизни каждый раз, когда он смотрел на спящего Каза, пристроившегося у него на плече или на коленях. Погладить его по голове в такие моменты перестало быть чем-то недозволенным или неправильным. Всё равно никто не увидит и не узнает, а сам Миллер, проснувшись, лишь поблагодарит, что прикрыл и выйдет по своим делам.
Может, Оцелот просто страдал странной жалостью к "немощным", как он пытался себя оправдать. Но с каждым прикосновением к светлым волосам, каждым небольшим движением со стороны обладателя в глубине души он понимает, что дело не в немощности. Просто так вышло.
Просто так вышло, что Миллер пересёкся с Боссом и смог его заинтересовать. Просто так вышло, что Оцелот не смог стать ни для кого из них тем, кем они стали друг для друга. Просто так вышло, что он сам всегда выбирал неправильных людей.
Оцелот проклинает всё на свете и касается губами макушки Миллера, обнимая его за талию.
Часть 3.
---- Никак я не могу понять, почему ты так толерантно к ним относишься. Везде лезут, места свободного уже не найдёшь.
- Зато, в отличие от людей, они мне ничего плохого не сделали.
Выдержав взгляд напарника, Миллер посмотрел на одну из подошедших к нему овец и недовольно зашипел, когда ты начала жевать пустой рукав плаща. От лицезрения такой сцены Оцелот не выдержал и негромко фыркнул, покачав головой.
Он искренне не мог понять, что такого особенного Босс нашёл в Казухире. Он слышал, что раньше он был слишком беззаботен, чего только стоили истории о его "невероятном" голосе и пьяных похождениях. Оцелот даже жалел, что он не знал "настоящего Казухиру Миллера" в то время, чтобы сравнить с ним настоящим, от которого в лучшем случае можно было услышать посыл с самыми хорошими пожеланиями. И подстраиваться под этот характер было безумно сложно. Даже удивительно, что это нисколько не бесило вечно нетерпеливого Снейка.
Свою роль играла и возросшая ревность. Снейк и раньше не уделял особого внимания старому знакомому, а заслышав про Казухиру, так и вовсе словно забыл о его существовании. Иногда Оцелот ловил себя на мысли, что лучше было не говорить ему о местонахождении пленника.
Только когда Снейк был с Казухирой, Оцелот замечал у него хоть какое-то подобие улыбки, и это было всё же лучше, чем вечная угрюмость. Он подозревал, что блондин специально так близко подобрался к Боссу; может, ради каких-то собственных целей или ради целей стороннего человека, на которого работал. Или же у него самого, Оцелота, просто затуманился взор от зависти, когда он краем глаза замечал, как Миллер вытворяет то, за что многих бы давно выбросили в океан без зазрения совести. Хотя бы постоянные подсечки тростью с неизгладимой, наглой усмешкой, за что в ответ он получал не менее наглую усмешку с хитрющим взором.
Но всё же гладкости в их отношениях отнюдь не наблюдалось. И дело не в девяти годах разлуки, но в горьком опыте, который каждый из них пережил по-своему. Поначалу приступы "агрессии" со стороны Босса были разовыми, и Миллеру даже как-то удавалось их сдерживать, за что Оцелот был вынужден мысленно его благодарить. Но проходило время, и Босс всё больше погружался в себя, видел опасность там, где её и не было, а за малейшую провинность солдаты могли понести суровейшее наказание.
По иронии судьбы больше всего доставалось Миллеру, который всё равно продолжал попытки смягчить острые углы, и платой за это была возможность для вымещении всей злости и агрессии.
Поначалу Оцелот подумал, что ему показалось, но Миллер продолжал с трудом шагать и всегда переминался с ноги на ногу словно выискивал положение, в котором будет не так больно стоять. Теория подтвердилась, когда однажды при перепалке Миллера с Боссом, последний хлопнул блондина по пояснице, когда выходил из комнаты, от чего тот явно чуть не скрутился от боли, хотя и пытался всячески это скрыть.
А ещё по мнению Адамски Миллер был двуличным и всячески пользовался своим положением и харизмой. То, что делал сам Оцелот для завоевания расположения, для Каза было совершенно нормальным поведением, ради совершения которого ему не приходилось даже напрягаться.
Один день он понуро плёлся к вызвавшему его Боссу, а в другой - бежал впереди всех, чтобы встретить его с задания. Словно верная собака, не собирающаяся ни с кем делиться своим хозяином.
И даже такой актёр как Оцелот не смог увидеть в этом притворство и ложь. Хотя и очень хотелось.
Миллер никогда не жаловался. Ни разу он не показывал, насколько ему больно, или как его задевает поведение Босса, который с течением времени становился всё раздражительнее и всё дольше держал у себя Миллера по вечерам, и чёрт знает зачем. И чёрт побери, это даже притягивало и вызывало уважение.
Постепенно даже сам Оцелот начал проникаться симпатией к Казу, который в силу своих возможностей делал всё, чтобы помочь базе и самому Снейку. Иногда Адамске хотелось спросить, а не являются ли их близкие отношения с Боссом условием для поддержания хорошего состояния базы. Но каждый раз вспоминая, как однажды Миллер прижимался к одноглазому мужчине после одного из его возвращений с задания, откинув костыль, и как он шептал что-то тому на ухо, желание поиздеваться сразу улетучивалось. Невольно Оцелот ловил себя на том, что завидует. Но не Казухире, а Боссу.
И почему-то разговаривать с метисом не было так уж ужасно и мерзко, как он это представлял. На удивление компания Миллера была милее чем компания обожаемого им Босса.
- Похоже, что нам снова попался из рядовых неучей, - Оцелот устало потёр переносицу, наблюдая за тем, как из пыточной вытаскивали бездыханное тело. - Как думаешь, Миллер?..
На последнем предложении он осёкся, когда обернулся и заметил, что блондин устроился на столе и мерно посапывал, ни на что не обращая внимания. По-хорошему его стоило бы разбудить и вместе приняться за дальнейшую работу, но в Оцелоте промелькнуло какое-то странное чувство, похожее на жалость, и он, громко вздохнув, уселся рядом с Казом, терпеливо дожидаясь, пока тот проснётся.
Но Оцелота всё больше захлёстывало любопытство, правильной ли оказалась его теория о довольно "необычных" отношениях Босса и Миллера. Снейк - профессионал и вряд ли бы оставил отметины там, где бы их каждый смог увидеть, будь то обычная пытка или пытка с определённым "подтекстом".
От Миллера определённо несло очень знакомыми сигарами.
На задней стороне шеи, чуть пониже, на месте, которое тщательно закрывала рубашка, виднелся чёткий след от зубов.
Когда запах сигар перекрыло плотное облако дыма от сигарет Оцелота, Миллер даже не поморщился. Видимо, уже давно привык, что в его присутствии нещадно садят свои лёгкие.
Так Оцелот и нашёл себе новое развлечение "взбеси Босса и не попадись с поличным". Самое забавное в этом было то, что попасться бы ему и не удалось, ведь и ловить не за что.
Оцелот с ехидством наблюдал за взбесившимся американцем, когда тот почувствовал перемену в запахе, которым пропитался даже любимый плащ блондина. Несколько дней не отпускал от себя Миллера, не было и момента, когда он оставлял блондина одного. Адамска уже даже без зависти представлял, с каким бешенством Босс вцепляется пальцами в шею Казухиры, шипя ему многочисленные угрозы. Как оставляет ещё одну метку, одновременно с силой вдалбливаясь в тело. И глухо рыча в который раз, что он никому кроме него, Босса, не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Оцелот бы многое отдал, чтобы хоть раз полюбоваться этим зрелищем.
Но сам он не совершал с Казом ничего постыдного и преступного, хотя иногда появлялась такая мысль. Но то ли у того было невообразимое обаяние, перед которым не смог устоять даже Оцелот, то ли ему просто каждый раз становилось жалко метиса, который и так передвигался с большим трудом после ночей, проведённых с Боссом по "важным делам".
Возможно, что это было своеобразной местью самого Оцелота за то, что ему не достался ни Босс и ни Миллер. Месть, постепенно перерастающая в какое-то нежное и обволакивающее чувство, которое проявляло признаки жизни каждый раз, когда он смотрел на спящего Каза, пристроившегося у него на плече или на коленях. Погладить его по голове в такие моменты перестало быть чем-то недозволенным или неправильным. Всё равно никто не увидит и не узнает, а сам Миллер, проснувшись, лишь поблагодарит, что прикрыл и выйдет по своим делам.
Может, Оцелот просто страдал странной жалостью к "немощным", как он пытался себя оправдать. Но с каждым прикосновением к светлым волосам, каждым небольшим движением со стороны обладателя в глубине души он понимает, что дело не в немощности. Просто так вышло.
Просто так вышло, что Миллер пересёкся с Боссом и смог его заинтересовать. Просто так вышло, что Оцелот не смог стать ни для кого из них тем, кем они стали друг для друга. Просто так вышло, что он сам всегда выбирал неправильных людей.
Оцелот проклинает всё на свете и касается губами макушки Миллера, обнимая его за талию.