Автор: Linuana
Фэндом: Metal Gear Solid
Пэйринг: Биг Босс/Казухира Миллер.
Персонажи: Биг Босс, Казухира Миллер, Револьвер Оцелот.
Рейтинг: PG-13.
Жанры: hurt/comfort.
Размер: мини.
Описание: Lifting (англ.) - подъём.
Лестницы он терпеть не мог.
Посвящение: Дражайшему Ждатико ( fonbless).
Комментарий: иллюстрация от того же fonbless: i.imgur.com/BKHaLQL.png
Внезапно оказалось, что на построенной посреди жестокой и вечно голодной природной стихии базе слишком много лестниц. И оказалось, что идти по ним, что вверх, что вниз - невообразимо тяжёлая задача, особенно когда ходишь чуть ли не кругами весь день.
Спуск вверх. Снова вниз. И снова наверх. И вниз. Забыл что-то. Остановка и обратная дорога вверх.
Лестницы он терпеть не мог.
Чувствовал себя черепахой, хромым муравьём среди вечно бегущих по своим делам. Злился, конечно. На себя, на отсутствующую конечность, на бесполезную фантомную руку. Даже удержать ничего не получается.
Но больше злился на свою ногу, из-за которой он и ходил медленно; прихрамывая, с силой цепляясь за трость.
Злился на других, кто с жалостью или сочувствием смотрел на него или специально замедлял шаг, чтобы он смог догнать спутника.
Но были исключения. При боссе он чувствовал вину, сжимался в комок как нашкодивший котёнок, признающий свою вину под грозно-молчаливым взглядом, и, собрав все силы, шёл как можно быстрее. Было больно, конечно. При втором заместителе он чувствовал всю ту же злость, но с нотками раздражения; компромата на него не имелось до сих пор.
При них обоих он приникал ещё пуще, завистливо смотря им вслед; не в состоянии угнаться, как бы ни старался. Но никогда и не просил. Не мог. Стыдился. Боялся. Их внезапно появившаяся привычка идти медленнее в его присутствии лишь злила. Почти как лестницы.
На них и было самое ужасное; когда он смотрел вверх, когда чувствовал отчаяние, злость, несправедливость. Но лишь улыбался и отправлял их вперёд, ссылаясь на некое неотложное дело.
Дел всегда было слишком много.
А лестницы он всё так же ненавидел.
Однажды, выведенный из себя такой медлительностью Босс (по крайней мере, так он думал) подхватил его на руки, когда они неизменной троицей подошли к очередному паломническому пути, и, словно ни в чём не бывало, поднялся вместе с ношей вверх по лестнице, будто она ничего и не весила.
На это уже не злился, хотя и пытался придать такой вид, но смущался. Смущался такой близости вне их "комфортной зоны", смущался Оцелота, понимая, что он ещё долго будет припоминать момент, когда Босс носил своего коммандера как маленького ребёнка.
"Опусти меня!"
"Поставь обратно!"
"Хотя бы спросил позволения!"
Но каждый раз всё заканчивалось тем, что Миллер переставал отпихивать от себя Босса или как-то отодвинуться от его тела и устраивался у него на руках, смущённый и раскрасневшийся донельзя, положив единственную руку себе на грудь.
Трость галантно возвращал Оцелот, когда Миллера осторожно ставили в исходное положение. На что всё ещё погрязший в смущении Казухира демонстративно фыркал и запахивался поглубже в плащ.
К подобной помощи он так и не привык, и каждый раз был как новый. Оцелот почему-то не шутил на эту тему, хотя иногда Казухире казалось, что в его взгляде мелькало что-то ехидное, когда Босс привычно брал коммандера на руки. Но Каз его и не останавливал.
Лишь один раз он замешкался перед очередной злополучной лестницей, легонько коснувшись тростью ноги Босса, будто бы прося обратить на себя внимание. Оцелота тогда рядом не было.
- Не подбросишь?
Спуск вверх. Снова вниз. И снова наверх. И вниз. Забыл что-то. Остановка и обратная дорога вверх.
Лестницы он терпеть не мог.
Чувствовал себя черепахой, хромым муравьём среди вечно бегущих по своим делам. Злился, конечно. На себя, на отсутствующую конечность, на бесполезную фантомную руку. Даже удержать ничего не получается.
Но больше злился на свою ногу, из-за которой он и ходил медленно; прихрамывая, с силой цепляясь за трость.
Злился на других, кто с жалостью или сочувствием смотрел на него или специально замедлял шаг, чтобы он смог догнать спутника.
Но были исключения. При боссе он чувствовал вину, сжимался в комок как нашкодивший котёнок, признающий свою вину под грозно-молчаливым взглядом, и, собрав все силы, шёл как можно быстрее. Было больно, конечно. При втором заместителе он чувствовал всю ту же злость, но с нотками раздражения; компромата на него не имелось до сих пор.
При них обоих он приникал ещё пуще, завистливо смотря им вслед; не в состоянии угнаться, как бы ни старался. Но никогда и не просил. Не мог. Стыдился. Боялся. Их внезапно появившаяся привычка идти медленнее в его присутствии лишь злила. Почти как лестницы.
На них и было самое ужасное; когда он смотрел вверх, когда чувствовал отчаяние, злость, несправедливость. Но лишь улыбался и отправлял их вперёд, ссылаясь на некое неотложное дело.
Дел всегда было слишком много.
А лестницы он всё так же ненавидел.
Однажды, выведенный из себя такой медлительностью Босс (по крайней мере, так он думал) подхватил его на руки, когда они неизменной троицей подошли к очередному паломническому пути, и, словно ни в чём не бывало, поднялся вместе с ношей вверх по лестнице, будто она ничего и не весила.
На это уже не злился, хотя и пытался придать такой вид, но смущался. Смущался такой близости вне их "комфортной зоны", смущался Оцелота, понимая, что он ещё долго будет припоминать момент, когда Босс носил своего коммандера как маленького ребёнка.
"Опусти меня!"
"Поставь обратно!"
"Хотя бы спросил позволения!"
Но каждый раз всё заканчивалось тем, что Миллер переставал отпихивать от себя Босса или как-то отодвинуться от его тела и устраивался у него на руках, смущённый и раскрасневшийся донельзя, положив единственную руку себе на грудь.
Трость галантно возвращал Оцелот, когда Миллера осторожно ставили в исходное положение. На что всё ещё погрязший в смущении Казухира демонстративно фыркал и запахивался поглубже в плащ.
К подобной помощи он так и не привык, и каждый раз был как новый. Оцелот почему-то не шутил на эту тему, хотя иногда Казухире казалось, что в его взгляде мелькало что-то ехидное, когда Босс привычно брал коммандера на руки. Но Каз его и не останавливал.
Лишь один раз он замешкался перед очередной злополучной лестницей, легонько коснувшись тростью ноги Босса, будто бы прося обратить на себя внимание. Оцелота тогда рядом не было.
- Не подбросишь?