«With this bullet lodged in my chest, covered with your name, I will turn myself into a gun, because it’s all I have, because I’m hungry and hollow and just want something to call my own. I’ll be your slaughterhouse, your killing floor, your morgue and final resting, walking around with this bullet inside me, ‘cause I couldn’t make you love me and I’m tired of pulling your teeth».
«Из всего многочисленного количества разнообразных орудий его любопытное внимание привлекала необычная в своем исполнении плеть: девять плотных хвостов из каната, увенчанных твердыми крючьями, оставлявшими параллельные рваные раны. Адамска брался за нее нечасто, но ассоциация с ней прочно засела у Миллера в голове. Оцелот сам был как "кошка-девятихвостка": многогранный, жесткий и эластичный, он иногда цеплял словами Каза так, что на душе оставались кровавые борозды.
Казухира никогда не стремился целенаправленно с ним поладить. Это все равно, что пытаться приручить голодного тигра, сидящего в клетке, от которого не знаешь, чего ожидать: не то, он откусит кормящую руку по локоть, не то с преданным трепетом ткнется в нее мокрым носом. У своенравного кота уже был один хозяин, и заменять его в текущем положении Казухира не собирался.
Все их отношения были сотканы из противоречий и холодной войны, вопреки здравой логике выливавшейся в безудержную страсть вдали от любопытных глаз. Одновременно и вместе, и против друг друга - запутанная философия, с которой разбираться не было ни сил, ни необходимости. Они были разными и непримиримыми настолько, что даже после физической близости едва могли выносить друг друга под одним одеялом». © birdwatcher
«Он не ненавидел его, не любил — разве можно любить того, кому не веришь? Их больные отношения — до распухших прокушенных губ, до царапин, до грязи в мыслях и чистоты в поступках, из которых почти все — для него и лишь немногие друг для друга.
Оцелот с отчужденностью великого мастера наблюдает за рождением шедевра, за картиной неотвратимо приближающейся смерти, к которой приложил руку и как жестокий убийца, и как непосредственно сопереживающая жертва. La petite mort - маленькая смерть, как называют оргазм французы, всегда хлесткие в выражениях, касающихся эротической составляющей жизни. И в этот краткий миг лицо Миллера настолько прекрасно в сюрреалистическом переплетении предсмертной муки и экзальтированного спокойствия, что Адамска, смешивающий собственное дыхание с его, закрывает глаза, чтобы не видеть». © капитан отвали
P.S.: буквально вчера распечатали нашу с капитан отвали ролевую этим отыгрышем. Сейчас, после долгого перерыва жадно испив магию его слов, не представляю, как можно было обходиться без этого целую вечность.
